«…Закаленная Россией и Колымой!»
В июле 2015 г. Антонина Павловна Аксёнова, жившая (и ныне живущая) в немецком городе Франкфурте-на-Майне, приезжала в Россию. Заранее списавшись с ней, мы договорились встретиться на моей малой родине – в хуторе Грязновка Ростовской области. Встреча состоялась и гостья поведала мне то, что никто никогда не слышал и не читал… Этот рассказ, являющийся, по сути, продолжением предыдущей части, я и предлагаю читателям…
В кущах донской природы колымчане Русинова О.Н., Паникаров И.А., Аксёнова А.П., 20 июня 2015 г.
- О своём удочерении Евгенией Гинзбург я узнала в 21 год, в 1976-м, – начала свой рассказ Антонина Павловна. – В это время училась в Москве в театральном институте, а написанная мамой книга «Крутой маршрут», где была глава обо мне, ходила в самиздате по рукам москвичей. Вот ей и пришлось мне рассказать заранее, что бы я не узнала об этом от кого-то. При этом она взяла с меня слово, что при жизни я не буду искать своих родных, и не назвала мою истинную фамилию – якобы не помнит. Конечно же, рассказала она мне далеко не всё. Видимо и с лагерными подругами, знавшими подробности о моём удочерении, у неё была договорённость. Да и мне самой тогда в разгар молодости было как-то неважно. Поэтому наши отношения не испортились…
Умерла мама в 1977 году. После её смерти я очень жалела, да и сейчас жалею, что многое у неё не спросила. Пыталась искать истинных своих родственников. Обращалась в телепрограмму «Жди меня», с ведущими которой была хорошо знакома. Но что у меня было для того, что бы начать поиск? Я даже не знала, где родилась. Потом, правда, прибавилась информации от Паулины Степановны Мясниковой – лагерной подруги мамы – о том, что у меня был ещё и брат – двойняшки мы с ним, что он был хроменький от рождения и что его усыновили на Колыме какие-то военные. Они хотели взять и меня, но мама раньше их обратилась в органы за удочерением, но всё равно был суд, и я осталась с Евгенией Соломоновной Гинзбург. И, слава Богу! А братишка мой был очень развитым и после усыновления его новые родители сразу же уехали в Прибалтику. Это всё, что я знала о себе и своих родных. И с этой информацией обратилась на передачу «Жди меня». Да, ещё я знала, что в детдом поступила под фамилией Хенчинская, что у нас с братом была хорошо развита речь и что мы были «культурными» детьми – пищу ели вилками и ложками. Всё это мне рассказали лагерные подруги мамы, после её смерти, упоминавшаяся выше Паулина Мясникова и Юлия Карепова. Увы, сведений для поиска было очень мало…
* * *
- …В 1955 году мы поехали с мамой в отпуск, – продолжает вспоминать моя собеседница. – Она искала место, где можно обосноваться после отъезда с Колымы. У неё в Ленинграде жила сестра, погостили там, но в этом городе она не имела права жить, для таких как она (ещё и муж немец А.Вальтер, тоже отсидел) не давали прописку. Возвращаться в Казань, где она жила и работала до ареста, тоже было неуместно, так как здесь жил её первый муж Павел Васильевич Аксёнов, до ареста работавший председателем горсовета Казани. Его реабилитировали в 1955 году… Пытались найти жильё в Москве (сын Е.С. – Василий Аксёнов – жил уже в Москве). Но, увы, и там ей нельзя было жить, да не так то просто было в столице найти квартиру. Так ни с чем и вернулись в Магадан. Здоровье Антона Вальтера, колымского мужа мамы, ухудшалось, нужно было срочно уезжать на «материк». Куда?
Поехали во Львов в 1958 г., где жила мамина лагерная подруга Юлия Карепова, и в этом городе можно было прописаться. Там многие почитают католическую веру. Антон – католик, костёл – его стихия. Мне уже шёл 13 год, и для меня начиналась совсем другая жизнь – непонятная и трудная. Для меня шок – огромные дома, много людей, модные польки, а я нищая. Год не ходила в школу, просто не могла ни с кем общаться на равных. Но учиться нужно было. Пришла в школу на собеседование. Меня тестируют по всем предметам. Спрашивают: «Откуда у вас такие знания?» По всем предметам отлично, кроме математики. Для учителей Магадан – совсем другая планета, но они знают о ней кое-что. Я успешно училась, а мама, скрывая своё прошлое (и мне наказывала помалкивать), писала тайком от всех «Крутой маршрут». Антон умирал, но слушал главы из «Крутого маршрута», поправляя и давая деловые советы автору. Как врач, Антон Яковлевич понимал, что жить ему осталось не много, но по-прежнему шутил и смеялся. В 1959 году мама повезла Ан-тона в больницу в Москву. У неё там были старые связи, они помогли устроить его в больницу с большим трудом. Во Львове Вальтера отказывались (конечно, неофициально) лечить, так как он был немец. В московской клинике он пролежал больше месяца и вроде бы пошёл на поправку, его собирались выписывать. Но в ночь на Католическое рождество – с 24-го на 25-е декабря 1959 года – он поужинал, выпил чай, лёг спать и больше не проснулся. А мама должна была приехать забирать его из больницы после выписки. Придя в палату и видя пустую кровать, она поняла в чем дело, и потеряла сознание…
Похоронили Антона Вальтера в Москве, отпели в католической церкви по всем правилам и обычаям. Я в это время училась во Львове, а Вася участвовал в похоронах. И маму тоже спустя 18 лет похоронили рядом с Антоном. Василий Аксёнов и я были знакомы хорошо со скульптором Эрнстом Неизвестным, который в 1980 году сделал совместный памятник-камень на могилы мамы и Антона Вальтера. Установить его сразу мы не смогли. Вася эмигрировал, а памятник оказался у меня. Я его оставила на сохранение на даче у знакомого Марика Розовского, отец которого тоже был репрессирован. Потом через некоторое время вместе с Мариком и его отцом-строителем установили памятник и облагородили могилы мраморной крошкой. На памятнике – никаких надписей, просто имя и фамилия.
…После окончания Львовской школы я уехала в Москву. Мама бросила квартиру во Львове и уехала тоже (дописывать «Крутой маршрут») в столицу. Она была уже известна по самиздату, точнее, по рукописи, ходившей из рук в руки…
Аксенова Тоня, 1970-е гг. из архива Аксёновой А.П.
- Жизнь моя после смерти мамы идёт обычным чередом, – как сейчас разводит руками и улыбается гостья. – В чём-то преуспеваю как актриса… А вот выехать за пределы СССР не могу – запрещено. Наконец в годы перестройки с меня снимают гриф «невыездная» и я еду, не на совсем, конечно, в США…
…Основательно поиском родственников я начала заниматься с 1980 года. Как-никак фамилию свою истинную я знала. Как уже говорила выше, обращалась в пере-дачу «Жди меня», потом в «Красный крест», но сказали, что мало документов-сведений. На некоторое время мой поисковый азарт угас и я было смирилась с тем, что никогда не узнаю своих корней и не найду родных. Но жизнь, как говорится, преподносит свои сюрпризы…
В 1992 году, как я уже говорила, поехала в США. Будучи там, мне позвонила некая Инга Вальтер (однофамилица Антона Вальтера) из Германии, защитившая диплом по «Крутому маршруту». Она хотела встретиться со мной, и приехала в США. Однажды в очередной беседе о прошлом и нынешней жизни Инга спросила: «А Вы бы не хотели осуществить какой-либо творческий проект? Я Вам помогу». Я пожала плечами. Потом подумала: ведь я актриса, у меня есть помощница Инга. Написали вместе заявку-сценарий, нашли спонсора. И вот именно эта девушка и спонсор сыграли важнейшую роль в поисках моих корней. Что получилось?
Я подаю заявку в один из немецких театров на показ спектакля. Приезжаю в Германию. Профессор Хемпель – известная личность – принимает заявку, и я вы-ступаю со спектаклем. Инга делает русско-немецкий вариант, и мы играем спек-такли в других городах Германии. В разговорах с Ингой я ей говорила, что моя родная фамилия Хенчинская (как сказали мне Мясникова Паулина и Карепова Юлия, да и по бумагам детского сада на Колыме я помнила эту фамилию). Она, конечно же, в разговорах с профессором-спонсором Хемпелем говорила ему о моей настоящей фамилии. А он ей и говорит: «А ты знаешь, ко мне недавно приезжал мужчина в годах по фамилии Хенчинский. Он прошёл через концлагерь Освенцим и нас с ним кое-что связывает».
Рядовой Советской Армии Хенчинский Михал Моше, Австрия, 1946 г.
Потом он мне рассказывает о моём однофамильце и что его с ним связывает.
- Ты знаешь, есть у меня знакомый по фамилии Хенчинский, твой однофамилиц, а может быть и родственник, – говорит Хемпель. – Он прошёл через Освенцим. Его семья почти вся погибла. А у меня в 1939 году служил в «SS» мой дядя – охранял еврейские гетто в Польше (г. Познань). Так вот, я тогда 14-летним юнцом приезжал к дяде, и, подражая ему, ходил по гетто и с презрением смотрел на убогих мальчишек и девчонок. Они просили хлеба, чего-то поесть…Я, конечно же, тогда не знал, чем занимался мой родственник.
Я спрашиваю у профессора:
- И какое отношение Вы имеете к фамилии Хенчинские?
- В этом гетто был точно Ваш родственник. Фамилия Хенчинский редкая…
- Откуда Вы знаете, что там был человек с такой фамилией?
- А он сам мне сказал недавно при встрече…
Я ему, естественно, рассказала свою историю. Спрашиваю его:
- А почему вы интересуетесь евреями?
- У меня вина перед евреями, – говорит он. – Я ходил, красовался одетый и сытый перед голодными детьми. А когда шёл Нюрнбергский процесс, я понял, каким был ублюдком…
Сейчас (2015 г.) этому профессору – Энтелю – под 90 лет. Он занимается по-иском сведений о евреях, погибших в войну от рук фашистов. Недавно встречался с неким Михаэлем Хенчинским, владеющим многими языками.
Спрашиваю Хемпеля:
- А где живёт мой однофамилец?
- В Израиле, – отвечает. И тут же звонит ему и сообщает, что у него в гостях Антонина Хенчинская с Колымы. И через три дня тот прилетает в Германию, в город Баден-Баден, с одной из своих дочерей и женой Антониной (тоже прошла лагерь смерти). Здесь мы и встретились. И, естественно, началось… кто, где, откуда, когда, почему, как и т.п. Он-то рассказывает, а мне, кроме как про школьные колымские годы и говорить нечего.
В итоге решили, точнее он предложил, сдать кровь на анализ, после чего точно станет ясно – родственники мы или нет. Он это сделал первым. А у меня спектакли, потом большая конференция была. Потом кровь на анализ взяли и у меня. Выяснилось, что мы действительно дальние родственники, что около 40 процентов наша кровь идентична. Человек, делавший анализ крови, сказал, что Михаэль мне приходится, скорее всего, дядей.
Михал Моше Хенчинский у развалин газовой камеры в Освенциме. 1998 г.
Встретившись в очередной раз, мой родственник начал рассказывать.
- В конце войны, пройдя все ужасы, и спасённые Красной Армией, побывав в партизанах (там заставили вступить в Партию), я и мой брат вернулись в Познань. Там осталось наше жильё (с мебелью, посудой…), но оно было занято поляками, которые были уверены, что старых жильцов нет на свете, и в дом не пускали. Что делать? Перебрались мы в Варшаву (были очень молодые и хотели после всего пережитого жить). После войны в Польше начался жуткий антисемитизм. И тогда брат Сай (получается мой отец), начал настаивать на переход семьи в СССР, но никто из Хенчинских не хотел этого делать. Тогда он с молодой женщиной полькой (наверное, будущей мамой Антонины. И. П.), каким-то образом нелегально перешёл границу и оказался в СССР…
* * *
Дальнейшая судьба беглецов, к сожалению, неизвестна. Но судя по году рождения их дочери Антонины – 1946 г. – в это время они уже находились в СССР. Вполне возможно, добровольно, к примеру, по вербовке, приехали в Дальстрой. Кем и где работали – неизвестно. Возможно, что Антонина и её брат родились именно в Магадане. Не исключено, что потом их отца, Хенчинского, арестовали. Может быть супруга его, отдавая детей на время в детсад, спешила именно к нему на свидание. Но что с ней произошло – неизвестно. Она за детьми не вернулась. Просто бросить их она не могла, так как, отдавая на время воспитателю детсада, была сильно возбуждена, плакала и обещала, клялась, что через пару часов заберёт детей. Увы…
- У меня действительно есть что-то еврейское, – говорит Антонина Павловна. – Может быть, поэтому я и породнилась с израильскими Хенчинскими, и дочери Михаэля, с которыми уже много раз встречались, считают меня также, как и я их, двоюродной сестрой. Ну, а польского во мне процентов 70. Но я не «пани»… Получается по национальности я еврейко-полька, так как, судя по рассказу дяди, отец уехал в СССР с польской девушкой. А дальше? А дальше опять мрак. Как я оказалась на Колыме? Что случилось с моей биологической мамой? К сожалению, я вряд ли смогу получить ответы на эти вопросы, так как возраст уже преклонный. Да и где искать информацию о родителях?..
…Биографическая справка, приведённая А.П. Аксёновой: мой дядя Михал Моше Хенчинский (умер 2012 г. в Израиле) написал потрясающую книгу «Одиннадцатая заповедь: НЕ ЗАБЫВАЙ» (набрав название книги в поисковой программе, можно прочесть о ней и саму книгу на русском языке. И.П.). Это произведение, по нынешним понятиям молодёжи, «круче» маминой книги. Страшнее… Я имела счастье знать дядю около 10 лет…
А позже, по «электронке», Антонина Павловна сообщила мне дополнительные сведения о родственнике. «…Рабочий завода, член Коммунистической партии, узник фашистского концлагеря, побег из него и участие во Второй мировой войне в рядах Советской Армии, сотрудник контрразведки социалистической Польши, репатриант в Израиль, преподаватель американских разведшкол… Несмотря на пережитое он всегда был весёлым (после всех ужасов), знал шесть языков, имел военный чин и награды, с уникальной памятью, и очень образованный, имел звание профессора. В Израиле, в Америке, в Германии, в Польше о его необыкновенной судьбе знали и знают многие. Когда я прилетела в Израиль на его похороны, то в аэропорту Тель-Авива сразу обратилась в полицию, объяснила ситуацию. Стражи правопорядка поняли меня, высказали соболезнования, и довезли в другой город на полицейской машине…
Аксёнова Антонина Павловна. 07.08.2014 г.
- Сегодня я считаю себя европейским человеком, так как уже больше десятка лет живу в Германии. Но по натуре я русская, так как всю свою трудную жизнь провела в СССР и в Белоруссии. Я крепкая морально и физически, и умею находить выходы из любых трудных ситуаций. Если сказать совсем коротко – русская баба, закалённая Россией, в т.ч. и Колымой![/justify]
Выслушал и записал ИВАН ПАНИКАРОВ из пос. Ягодное Магаданской обл.
В кущах донской природы колымчане Русинова О.Н., Паникаров И.А., Аксёнова А.П., 20 июня 2015 г.
- О своём удочерении Евгенией Гинзбург я узнала в 21 год, в 1976-м, – начала свой рассказ Антонина Павловна. – В это время училась в Москве в театральном институте, а написанная мамой книга «Крутой маршрут», где была глава обо мне, ходила в самиздате по рукам москвичей. Вот ей и пришлось мне рассказать заранее, что бы я не узнала об этом от кого-то. При этом она взяла с меня слово, что при жизни я не буду искать своих родных, и не назвала мою истинную фамилию – якобы не помнит. Конечно же, рассказала она мне далеко не всё. Видимо и с лагерными подругами, знавшими подробности о моём удочерении, у неё была договорённость. Да и мне самой тогда в разгар молодости было как-то неважно. Поэтому наши отношения не испортились…
Умерла мама в 1977 году. После её смерти я очень жалела, да и сейчас жалею, что многое у неё не спросила. Пыталась искать истинных своих родственников. Обращалась в телепрограмму «Жди меня», с ведущими которой была хорошо знакома. Но что у меня было для того, что бы начать поиск? Я даже не знала, где родилась. Потом, правда, прибавилась информации от Паулины Степановны Мясниковой – лагерной подруги мамы – о том, что у меня был ещё и брат – двойняшки мы с ним, что он был хроменький от рождения и что его усыновили на Колыме какие-то военные. Они хотели взять и меня, но мама раньше их обратилась в органы за удочерением, но всё равно был суд, и я осталась с Евгенией Соломоновной Гинзбург. И, слава Богу! А братишка мой был очень развитым и после усыновления его новые родители сразу же уехали в Прибалтику. Это всё, что я знала о себе и своих родных. И с этой информацией обратилась на передачу «Жди меня». Да, ещё я знала, что в детдом поступила под фамилией Хенчинская, что у нас с братом была хорошо развита речь и что мы были «культурными» детьми – пищу ели вилками и ложками. Всё это мне рассказали лагерные подруги мамы, после её смерти, упоминавшаяся выше Паулина Мясникова и Юлия Карепова. Увы, сведений для поиска было очень мало…
* * *
- …В 1955 году мы поехали с мамой в отпуск, – продолжает вспоминать моя собеседница. – Она искала место, где можно обосноваться после отъезда с Колымы. У неё в Ленинграде жила сестра, погостили там, но в этом городе она не имела права жить, для таких как она (ещё и муж немец А.Вальтер, тоже отсидел) не давали прописку. Возвращаться в Казань, где она жила и работала до ареста, тоже было неуместно, так как здесь жил её первый муж Павел Васильевич Аксёнов, до ареста работавший председателем горсовета Казани. Его реабилитировали в 1955 году… Пытались найти жильё в Москве (сын Е.С. – Василий Аксёнов – жил уже в Москве). Но, увы, и там ей нельзя было жить, да не так то просто было в столице найти квартиру. Так ни с чем и вернулись в Магадан. Здоровье Антона Вальтера, колымского мужа мамы, ухудшалось, нужно было срочно уезжать на «материк». Куда?
Поехали во Львов в 1958 г., где жила мамина лагерная подруга Юлия Карепова, и в этом городе можно было прописаться. Там многие почитают католическую веру. Антон – католик, костёл – его стихия. Мне уже шёл 13 год, и для меня начиналась совсем другая жизнь – непонятная и трудная. Для меня шок – огромные дома, много людей, модные польки, а я нищая. Год не ходила в школу, просто не могла ни с кем общаться на равных. Но учиться нужно было. Пришла в школу на собеседование. Меня тестируют по всем предметам. Спрашивают: «Откуда у вас такие знания?» По всем предметам отлично, кроме математики. Для учителей Магадан – совсем другая планета, но они знают о ней кое-что. Я успешно училась, а мама, скрывая своё прошлое (и мне наказывала помалкивать), писала тайком от всех «Крутой маршрут». Антон умирал, но слушал главы из «Крутого маршрута», поправляя и давая деловые советы автору. Как врач, Антон Яковлевич понимал, что жить ему осталось не много, но по-прежнему шутил и смеялся. В 1959 году мама повезла Ан-тона в больницу в Москву. У неё там были старые связи, они помогли устроить его в больницу с большим трудом. Во Львове Вальтера отказывались (конечно, неофициально) лечить, так как он был немец. В московской клинике он пролежал больше месяца и вроде бы пошёл на поправку, его собирались выписывать. Но в ночь на Католическое рождество – с 24-го на 25-е декабря 1959 года – он поужинал, выпил чай, лёг спать и больше не проснулся. А мама должна была приехать забирать его из больницы после выписки. Придя в палату и видя пустую кровать, она поняла в чем дело, и потеряла сознание…
Похоронили Антона Вальтера в Москве, отпели в католической церкви по всем правилам и обычаям. Я в это время училась во Львове, а Вася участвовал в похоронах. И маму тоже спустя 18 лет похоронили рядом с Антоном. Василий Аксёнов и я были знакомы хорошо со скульптором Эрнстом Неизвестным, который в 1980 году сделал совместный памятник-камень на могилы мамы и Антона Вальтера. Установить его сразу мы не смогли. Вася эмигрировал, а памятник оказался у меня. Я его оставила на сохранение на даче у знакомого Марика Розовского, отец которого тоже был репрессирован. Потом через некоторое время вместе с Мариком и его отцом-строителем установили памятник и облагородили могилы мраморной крошкой. На памятнике – никаких надписей, просто имя и фамилия.
…После окончания Львовской школы я уехала в Москву. Мама бросила квартиру во Львове и уехала тоже (дописывать «Крутой маршрут») в столицу. Она была уже известна по самиздату, точнее, по рукописи, ходившей из рук в руки…
Аксенова Тоня, 1970-е гг. из архива Аксёновой А.П.
- Жизнь моя после смерти мамы идёт обычным чередом, – как сейчас разводит руками и улыбается гостья. – В чём-то преуспеваю как актриса… А вот выехать за пределы СССР не могу – запрещено. Наконец в годы перестройки с меня снимают гриф «невыездная» и я еду, не на совсем, конечно, в США…
…Основательно поиском родственников я начала заниматься с 1980 года. Как-никак фамилию свою истинную я знала. Как уже говорила выше, обращалась в пере-дачу «Жди меня», потом в «Красный крест», но сказали, что мало документов-сведений. На некоторое время мой поисковый азарт угас и я было смирилась с тем, что никогда не узнаю своих корней и не найду родных. Но жизнь, как говорится, преподносит свои сюрпризы…
В 1992 году, как я уже говорила, поехала в США. Будучи там, мне позвонила некая Инга Вальтер (однофамилица Антона Вальтера) из Германии, защитившая диплом по «Крутому маршруту». Она хотела встретиться со мной, и приехала в США. Однажды в очередной беседе о прошлом и нынешней жизни Инга спросила: «А Вы бы не хотели осуществить какой-либо творческий проект? Я Вам помогу». Я пожала плечами. Потом подумала: ведь я актриса, у меня есть помощница Инга. Написали вместе заявку-сценарий, нашли спонсора. И вот именно эта девушка и спонсор сыграли важнейшую роль в поисках моих корней. Что получилось?
Я подаю заявку в один из немецких театров на показ спектакля. Приезжаю в Германию. Профессор Хемпель – известная личность – принимает заявку, и я вы-ступаю со спектаклем. Инга делает русско-немецкий вариант, и мы играем спек-такли в других городах Германии. В разговорах с Ингой я ей говорила, что моя родная фамилия Хенчинская (как сказали мне Мясникова Паулина и Карепова Юлия, да и по бумагам детского сада на Колыме я помнила эту фамилию). Она, конечно же, в разговорах с профессором-спонсором Хемпелем говорила ему о моей настоящей фамилии. А он ей и говорит: «А ты знаешь, ко мне недавно приезжал мужчина в годах по фамилии Хенчинский. Он прошёл через концлагерь Освенцим и нас с ним кое-что связывает».
Рядовой Советской Армии Хенчинский Михал Моше, Австрия, 1946 г.
Потом он мне рассказывает о моём однофамильце и что его с ним связывает.
- Ты знаешь, есть у меня знакомый по фамилии Хенчинский, твой однофамилиц, а может быть и родственник, – говорит Хемпель. – Он прошёл через Освенцим. Его семья почти вся погибла. А у меня в 1939 году служил в «SS» мой дядя – охранял еврейские гетто в Польше (г. Познань). Так вот, я тогда 14-летним юнцом приезжал к дяде, и, подражая ему, ходил по гетто и с презрением смотрел на убогих мальчишек и девчонок. Они просили хлеба, чего-то поесть…Я, конечно же, тогда не знал, чем занимался мой родственник.
Я спрашиваю у профессора:
- И какое отношение Вы имеете к фамилии Хенчинские?
- В этом гетто был точно Ваш родственник. Фамилия Хенчинский редкая…
- Откуда Вы знаете, что там был человек с такой фамилией?
- А он сам мне сказал недавно при встрече…
Я ему, естественно, рассказала свою историю. Спрашиваю его:
- А почему вы интересуетесь евреями?
- У меня вина перед евреями, – говорит он. – Я ходил, красовался одетый и сытый перед голодными детьми. А когда шёл Нюрнбергский процесс, я понял, каким был ублюдком…
Сейчас (2015 г.) этому профессору – Энтелю – под 90 лет. Он занимается по-иском сведений о евреях, погибших в войну от рук фашистов. Недавно встречался с неким Михаэлем Хенчинским, владеющим многими языками.
Спрашиваю Хемпеля:
- А где живёт мой однофамилец?
- В Израиле, – отвечает. И тут же звонит ему и сообщает, что у него в гостях Антонина Хенчинская с Колымы. И через три дня тот прилетает в Германию, в город Баден-Баден, с одной из своих дочерей и женой Антониной (тоже прошла лагерь смерти). Здесь мы и встретились. И, естественно, началось… кто, где, откуда, когда, почему, как и т.п. Он-то рассказывает, а мне, кроме как про школьные колымские годы и говорить нечего.
В итоге решили, точнее он предложил, сдать кровь на анализ, после чего точно станет ясно – родственники мы или нет. Он это сделал первым. А у меня спектакли, потом большая конференция была. Потом кровь на анализ взяли и у меня. Выяснилось, что мы действительно дальние родственники, что около 40 процентов наша кровь идентична. Человек, делавший анализ крови, сказал, что Михаэль мне приходится, скорее всего, дядей.
Михал Моше Хенчинский у развалин газовой камеры в Освенциме. 1998 г.
Встретившись в очередной раз, мой родственник начал рассказывать.
- В конце войны, пройдя все ужасы, и спасённые Красной Армией, побывав в партизанах (там заставили вступить в Партию), я и мой брат вернулись в Познань. Там осталось наше жильё (с мебелью, посудой…), но оно было занято поляками, которые были уверены, что старых жильцов нет на свете, и в дом не пускали. Что делать? Перебрались мы в Варшаву (были очень молодые и хотели после всего пережитого жить). После войны в Польше начался жуткий антисемитизм. И тогда брат Сай (получается мой отец), начал настаивать на переход семьи в СССР, но никто из Хенчинских не хотел этого делать. Тогда он с молодой женщиной полькой (наверное, будущей мамой Антонины. И. П.), каким-то образом нелегально перешёл границу и оказался в СССР…
* * *
Дальнейшая судьба беглецов, к сожалению, неизвестна. Но судя по году рождения их дочери Антонины – 1946 г. – в это время они уже находились в СССР. Вполне возможно, добровольно, к примеру, по вербовке, приехали в Дальстрой. Кем и где работали – неизвестно. Возможно, что Антонина и её брат родились именно в Магадане. Не исключено, что потом их отца, Хенчинского, арестовали. Может быть супруга его, отдавая детей на время в детсад, спешила именно к нему на свидание. Но что с ней произошло – неизвестно. Она за детьми не вернулась. Просто бросить их она не могла, так как, отдавая на время воспитателю детсада, была сильно возбуждена, плакала и обещала, клялась, что через пару часов заберёт детей. Увы…
- У меня действительно есть что-то еврейское, – говорит Антонина Павловна. – Может быть, поэтому я и породнилась с израильскими Хенчинскими, и дочери Михаэля, с которыми уже много раз встречались, считают меня также, как и я их, двоюродной сестрой. Ну, а польского во мне процентов 70. Но я не «пани»… Получается по национальности я еврейко-полька, так как, судя по рассказу дяди, отец уехал в СССР с польской девушкой. А дальше? А дальше опять мрак. Как я оказалась на Колыме? Что случилось с моей биологической мамой? К сожалению, я вряд ли смогу получить ответы на эти вопросы, так как возраст уже преклонный. Да и где искать информацию о родителях?..
…Биографическая справка, приведённая А.П. Аксёновой: мой дядя Михал Моше Хенчинский (умер 2012 г. в Израиле) написал потрясающую книгу «Одиннадцатая заповедь: НЕ ЗАБЫВАЙ» (набрав название книги в поисковой программе, можно прочесть о ней и саму книгу на русском языке. И.П.). Это произведение, по нынешним понятиям молодёжи, «круче» маминой книги. Страшнее… Я имела счастье знать дядю около 10 лет…
А позже, по «электронке», Антонина Павловна сообщила мне дополнительные сведения о родственнике. «…Рабочий завода, член Коммунистической партии, узник фашистского концлагеря, побег из него и участие во Второй мировой войне в рядах Советской Армии, сотрудник контрразведки социалистической Польши, репатриант в Израиль, преподаватель американских разведшкол… Несмотря на пережитое он всегда был весёлым (после всех ужасов), знал шесть языков, имел военный чин и награды, с уникальной памятью, и очень образованный, имел звание профессора. В Израиле, в Америке, в Германии, в Польше о его необыкновенной судьбе знали и знают многие. Когда я прилетела в Израиль на его похороны, то в аэропорту Тель-Авива сразу обратилась в полицию, объяснила ситуацию. Стражи правопорядка поняли меня, высказали соболезнования, и довезли в другой город на полицейской машине…
Аксёнова Антонина Павловна. 07.08.2014 г.
- Сегодня я считаю себя европейским человеком, так как уже больше десятка лет живу в Германии. Но по натуре я русская, так как всю свою трудную жизнь провела в СССР и в Белоруссии. Я крепкая морально и физически, и умею находить выходы из любых трудных ситуаций. Если сказать совсем коротко – русская баба, закалённая Россией, в т.ч. и Колымой![/justify]
Выслушал и записал ИВАН ПАНИКАРОВ из пос. Ягодное Магаданской обл.